На днях во французской газете "Монд" помещено следующее сообщение: "Во время дискуссионного вечера, посвященного проблемам истории - он состоялся в четверг 7 января в Доме литераторов имени А. А. Фадеева в Москве, - советский драматург Шатров заявил, что статья о Генеральном прокуроре, выступавшем на сталинских процессах 1936-1938 гг., Андрее Вышинском, которая должна была быть опубликована в следующем номере "Литературной газеты", запрещена официальной цензурой. - Я очень обеспокоен судьбой перестройки, - заявил в присутствии нескольких сотен человек, в основном интеллигенции, Михаил Шатров, размахивая статьей Аркадия Ваксберга". Такой случай в Центральном Доме литераторов действительно имел место. Чем же руководствовался секретарь правления Союза писателей СССР М. Шатров, "размахивая" еще не готовой к печати статьей?! Ему достаточно было одного телефонного звонка, и он узнал бы, что над ее текстом была обычная редакционная работа, заключающаяся в уточнении и проверке приведенных в ней фактов. Теперь это сделано, и статья предлагается вниманию читателей. Надеемся, что "Монд" сообщит и об этом.
ЕГО ЖДАЛИ с утра, но дела чрезвычайной государственной важности помешали высокому гостю приехать в условленный час. Участники Всесоюзного совещания юристов, не ропща, прогуливались по коридорам, отложив на время жаркие схватки, которые велись уже несколько дней: приедет Сам - и рассудит Последнее слово - за ним...
Я не был участником совещания, но и "зайцем" я не был тоже: студентов юрфака охотно пускали тогда на любые научные форумы.
"Приехал", "идет", "поднимается" - слышу еще и сейчас этот вдруг пронесшийся шепот. Помню: тревожно и сладостно екнуло сердце, когда внизу показалась его благородная проседь, почти слившаяся с мундиром мышиного цвета и погонами цвета надраенной стали - тогда этот странный наряд дипломата казался верхом вкуса и образцом элегантности. Вся советская юриспруденция растянулась вдоль лестницы, образуя широкий проход. Гость бодро (папка под мышкой) одолевал ступеньку за ступенькой и - надо же! - внезапно остановился. "Сегодня опять не могу. И завтра, - сказал он кому-то, кто стоял совсем рядом со мной. - Простите великодушно, никак не могу". Чего он не мог, перед кем извинялся? Не знаю. Не посмотрел. Видел только его, стоявшего в двух шагах от меня: низкого роста, плотно сбитый, благоухающий. Красивая проседь. Щеточка тонких усов. Очки в изящной оправе. За стеклами - цепкий, колючий, пронзающий взгляд. Чуть прищуренные глаза - тоже стальные.
Та самая статья Ваксберга, откуда есть пошел "миф" про "царицу доказательств" Вышинского и, соответственно, мифоборчество со стороны Ю.Мухина, Вассермана и пр.